Мы летали под богом, возле самого рая. Текст песни В

Всю войну под завязку я все к дому тянулся,
Но хотя горячился, воевал делово.
Ну, а он торопился, как-то раз не пригнулся,
И в войне взад-вперед обернулся, за два года всего ничего.

Не слыхать его пульса с сорок третьей весны,
Ну, а я окунулся в довоенные сны,
И гляжу я, дурея, но дышу тяжело.
Он был проще, добрее, был проще, добрее, ну, а мне повезло.

Я за пазухой не жил, не пил с господом чая,
Я ни в тыл не просился, ни судьбе под подол,
Но мне женщины молча намекали, встречая:
Если б ты там навеки остался, может мой бы обратно пришел.

Для меня не загадка их печальный вопрос,
Мне ведь тоже не сладко, что у них не сбылось.
Мне ответ подвернулся:"Извините, что цел,
Я случайно вернулся, вернулся, вернулся, ну, а ваш не сумел".

Он кричал напоследок, в самолете сгорая:
"Ты живи, ты дотянешь", - доносилось сквозь гул.
Мы летали под Богом, возле самого рая,
Он поднялся чуть выше и сел там, ну а я до земли дотянул,

Встретил летчика сухо райский аэродром,
Он садился на брюхо, но не ползал на нем,
Он уснул - не проснулся, он запел - не допел,
Так что я вот вернулся, вернулся, вернулся, ну а он не успел.

Я кругом и навечно виноват перед теми,
С кем сегодня встречаться я почел бы за честь.
И хотя мы живыми до конца долетели,
Жжет нас память и мучает совесть, у кого,у кого она есть.

Кто-то скупо и четко отсчитал нам часы
В нашей жизни короткой, как бетон полосы.
И на ней, кто разбился, кто взлетел навсегда.
Ну, а я приземлился, а я приземлился, приземлился, вот какая беда, вот какая беда, вот какая беда...
Throughout the war I was stretching to the house,
But although he was heated, he fought business.
Well, he was in a hurry, he did not duck once,
And in the war back and forth turned, for two years nothing at all.

Do not hear his pulse from the forty-third of spring,
Well, I plunged into pre-war dreams,
And I look, fool, but I"m breathing hard.
He was simpler, kinder, easier, kinder, well, and I was lucky.

I did not live in my bosom, did not drink tea with the gentleman,
I did not ask for either in the rear, nor fate under the hem,
But women silently hinted to me, meeting:
If you stayed there forever, maybe mine would come back.

For me, not the mystery of their sad question,
I, too, is not sweet, that they did not come true.
The answer came to me: "I"m sorry that I"m safe,
I accidentally came back, came back, came back, well, but your could not. "

He shouted at last, in the plane burning:
"You live, you will grow," - could be heard through the rumble.
We flew under God, near the very paradise,
He rose a little higher and sat there, well, I reached the ground,

I met a pilot with a dry paradise airfield,
He sat on his belly, but did not crawl on it,
He fell asleep - he did not wake up, he sang - he did not finish it,
So I came back, came back, came back, well, he did not have time.

I am all around and eternally guilty before those,
With whom today I would consider it an honor.
And though we were alive to the end,
We are burned by memory and tormented by conscience, from whom, who has it.

Someone gave me a scanty and precise countdown
In our life, short as concrete strips.
And on it, who crashed, who took off forever.
Well, I landed, and I landed, landed, that"s the trouble, that"s the trouble, that"s the trouble ...

- Так футбол к тому времени уже кончился.

- Фёдор Петрович, вы точно помните, что он кончился?

- Точно.

- Это "точно" или точно?

- Кончился!

"Место встречи изменить нельзя". Сцена разговора с соседями. Жеглов пытается вычислить время преступления по футбольной трансляции и для наглядности включает радио, а оттуда...

"Был озабочен очень воздушный наш народ:

"Мы летим, ковыляя во мгле,
Мы ползем на последнем крыле.

..."

Знаменитый в то время военный фокстрот в исполнении папы и дочки - Леонида и Эдит Утёсовых. "Песенка бомбардировщиков". Её любили все солдаты, не только авиаторы. Лихой припев героев-лётчиков, которые вернулись с задания "на честном слове и на одном крыле", крылатой фразой долетел до наших дней. И только по слишком уж "ненашей" музыке можно догадаться, что сама песенка прилетела на советский фронт издалека.

On a wing and a prayer - строчка, ставшая потом английской поговоркой. Если дословно, то: "на одном крыле и на молитве" - в общем, Бог знает как. Потом там еще и про отказавший мотор. Но зато "все цели поражены, операция выполнена и, уповая на Господа, мы летим домой". Ныне здравствующая королева британской эстрады Вера Линн исполнила эту балладу в 1943. В её основе - реальная история того же года с американским бомбардировщиком B-17, его ещё называли "Летучая крепость". В феврале экипаж под командованием Хью Ашкрафта возвращался после боевого задания из Германии. Самолет был подбит, и капитан сказал своим ребятам: "Кто хочет - пусть молится". Им чудом удалось долететь до базы в Англии. Ашкрафт стал знаменит, а его фраза - тем более. Особенно когда её художественно обработал американский поэт-песенник Гарольд Адамсон, а его друг Джимми Макхью сочинил музыку.

Впрочем, в жанре баллады хит продержался недолго. В джазовой интерпретации песню перепела 15-летняя Анна Шелтон, звезда оркестра Гленна Миллера. Именно эту версию любили распевать американцы на авиабазе союзников в Полтаве. А уж оттуда она понеслась по фронтам Великой Отечественной. Перевели шлягер супруги-поэты Самуил Болотин и Татьяна Сикорская. Поскольку вспоминать Бога советскому солдату запрещалось, пришлось оставить в помощь самолёту не молитву, а честное слово. И вот в аранжировке молодого Аркадия Островского песню спели Утёсовы, причем на двух языках.

Так получился полушутливый авиационный интернационал. Правда, его радостный задор совсем не вязался с ужасами авианалётов, в том числе того самого 1943 года. В ответ на многочисленные удары люфтваффе по британским городам силы союзников провели "Операцию Гоморра", накрыв ковровыми бомбардировками Гамбург. А на Восточном фронте в это же время шла Курская битва, в которой только самолётов обе стороны потеряли больше полутора тысяч. Но пока смерть витала у лобового стекла, лётчики предпочитали хотя бы о ней не петь. А лучше о девушках:

"Мы парни бравые, бравые, бравые,

Мы перед вылетом ещё
Их поцелуем горячо,
И трижды плюнем через левое плечо!"

"Пора в путь-дорогу" и "Первым делом самолёты" появились еще во время войны в комедии "Небесный тихоход". А всерьёз о трагедиях в небе запели уже после 1945. И, кстати, несколько таких песен есть у Владимира Высоцкого.

"Мы летали под Богом, возле самого рая,
Он поднялся чуть выше и сел там, ну а я до земли дотянул..."

Песня бомбардировщиков

Музыка - Джимми Макхью, слова - Гарольд Адамсон

One of our planes was missing
Two hours overdue,
One of our planes was missing
With all it"s gallant crew,
The radio sets were humming,
They waited for a word,
Then a voice broke through the humming
And this is what they heard:

"Comin" in on a wing and a prayer,
Comin" in on a wing and a prayer,
Though there"s one motor gone
We can still carry on,
Comin" in on a wing and a prayer.

What a show! What a fight!
Yes, we really hit our target for tonight!

How we sing as we limp through the air,
Look below, there"s our field over there,
With our full crew aboard
And our trust in the Lord
We"re comin" in on a wing and a prayer

Русская версия:

Был озабочен очень воздушный наш народ:
К нам не вернулся ночью с бомбежки самолет.
Радисты скребли в эфире, волну найдя едва,
И вот без пяти четыре услышали слова:

"Мы летим, ковыляя во мгле,
Мы ползем на последнем крыле.
Бак пробит, хвост горит и машина летит
На честном слове и на одном крыле..."

Ну, дела! Ночь была!
В нас зенитки били с каждого угла,
Вражьи стаи летали во мгле -
"мессершмитты", орел на орле.
"Мессершмитт" нами сбит
А наш "птенчик" летит
На честном слове и на одном крыле

Ну, дела! Ночь была!
Их объекты разбомбили мы дотла.
Мы ушли, ковыляя во мгле,
Мы к родной подлетаем земле.
Вся команда цела и машина пришла
На честном слове и на одном крыле

Пора в путь-дорогу

Музыка - Василий Соловьёв-Седой, слова - Соломон Фогельсон.

Мы приземлимся за столом,
Поговорим о том, о сём,
И нашу песенку любимую споём!

Пора в путь-дорогу,

Над милым порогом
Качну серебряным тебе крылом!

Следить буду строго, -

Нам нынче весело, весело, весело,
Чего ж ты, милая, курносый нос повесила!
Мы выпьем раз и выпьем два
За наши славные У-2,
Но так, чтоб завтра не болела голова!

Пора в путь-дорогу,
Дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю идём.
Над милым порогом
Качну серебряным тебе крылом!
Пускай судьба забросит нас далёко, пускай,
Ты к сердцу только никого не допускай!
Следить буду строго, -
Мне сверху видно всё, - ты так и знай!

Мы парни бравые, бравые, бравые,
Но чтоб не сглазили подруги нас кудрявые,
Мы перед вылетом ещё
Их поцелуем горячо,
И трижды плюнем через левое плечо!

Дождливым вечером, вечером, вечером,
Когда пилотам, скажем прямо, делать нечего,
Мы приземлимся за столом,
Поговорим о том, о сём,
И нашу песенку любимую споём!

Песня о погибшем лётчике

Слова и музыка: Владимир Высоцкий

Всю войну под завязку я все к дому тянулся,
И хотя горячился, воевал делово.
Ну, а он торопился, как-то раз не пригнулся,
И в войне взад-вперед обернулся, за два года всего ничего.

Не слыхать его пульса с сорок третьей весны,
Ну, а я окунулся в довоенные сны,
И гляжу я, дурак, но дышу тяжело.
Он был лучше, добрее, ну а мне повезло.

Я за пазухой не жил, не пил с Господом чая,
Я ни в тыл не просился, ни судьбе под подол,
Но мне женщины молча намекали, встречая:
"Если б ты там навеки остался, может, мой бы обратно пришел".

Для меня не загадка их печальный вопрос,
Мне ведь тоже несладко, что у них не сбылось.
Мне ответ подвернулся: "Извините, что цел,
Я случайно вернулся, вернулся, ну а он не сумел".

Он кричал напоследок, в самолете сгорая:
"Ты живи, ты дотянешь", - доносилось сквозь гул.
Мы летали под богом, возле самого рая,
Он поднялся чуть выше и сел там, ну а я до земли дотянул.

Встретил летчика сухо райский аэродром,
Он садился на брюхо, но не ползал на нем,
Он уснул - не проснулся, он запел - не допел,
Так что я вот вернулся, вернулся, ну а он не сумел.

Я кругом и навечно виноват перед теми,
С кем сегодня встречаться я почел бы за честь.
Но хотя мы живыми до конца долетели,
Жжет нас память и мучает совесть, у кого она есть.

Кто-то скупо и четко отсчитал нам часы
В нашей жизни короткой, как бетон полосы.
И на ней, кто разбился, кто взлетел навсегда.
Ну а я приземлился, ну а я приземлился, вот какая беда.

п рпзйвыен дтхзе

чУА ЧПКОХ РПД ЪБЧСЪЛХ С ЧУЕ Л ДПНХ ФСОХМУС, й ИПФС ЗПТСЮЙМУС, ЧПЕЧБМ ДЕМПЧП. оХ Б ПО ФПТПРЙМУС, ЛБЛ-ФП ТБЪ ОЕ РТЙЗОХМУС,- й Ч ЧПКОЕ ЧЪБД-ЧРЕТЕД ПВЕТОХМУС, ЪБ ДЧБ ЗПДБ - ЧУЕЗП ОЙЮЕЗП! оЕ УМЩИБФШ ЕЗП РХМШУБ У УПТПЛ ФТЕФШЕК ЧЕУОЩ, оХ Б С ПЛХОХМУС Ч ДПЧПЕООЩЕ УОЩ. й ЗМСЦХ С, ДХТЕС, ОП ДЩЫХ ФСЦЕМП... пО ВЩМ МХЮЫЕ, ДПВТЕЕ, ОХ Б НОЕ РПЧЕЪМП. с ЪБ РБЪХИПК ОЕ ЦЙМ, ОЕ РЙМ У ЗПУРПДПН ЮБС, с ОЙ Ч ФЩМ ОЕ УФТЕНЙМУС, ОЙ УХДШВЕ РПД РПДПМ, оП НОЕ ЦЕОЭЙОЩ НПМЮБ ОБНЕЛБМЙ, ЧУФТЕЮБС: еУМЙ В ФЩ ФБН ОБЧЕЛЙ ПУФБМУС, НПЦЕФ, НПК ВЩ ПВТБФОП РТЙЫЕМ. дМС НЕОС ОЕ ЪБЗБДЛБ ЙИ РЕЮБМШОЩК ЧПРТПУ - нОЕ ЧЕДШ ФПЦЕ ОЕ УМБДЛП, ЮФП Х ОЙИ ОЕ УВЩМПУШ. нОЕ ПФЧЕФ РПДЧЕТОХМУС: "йЪЧЙОЙФЕ, ЮФП ГЕМ! с УМХЮБКОП ЧЕТОХМУС, ЧЕТОХМУС, ОХ Б ЧБЫ ОЕ УХНЕМ". пО ЛТЙЮБМ ОБРПУМЕДПЛ, Ч УБНПМЕФЕ УЗПТБС: - фЩ ЦЙЧЙ, ФЩ ДПФСОЕЫШ! - ДПОПУЙМПУШ УЛЧПЪШ ЗХМ. нЩ МЕФБМЙ РПД ВПЗПН, ЧПЪМЕ УБНПЗП ТБС - пО РПДОСМУС ЮХФШ ЧЩЫЕ Й УЕМ ФБН, ОХ Б С ДП ЪЕНМЙ ДПФСОХМ. чУФТЕФЙМ МЕФЮЙЛБ УХИП ТБКУЛЙК БЬТПДТПН. пО УБДЙМУС ОБ ВТАИП, ОП ОЕ РПМЪБМ ОБ ОЕН, пО ХУОХМ - ОЕ РТПУОХМУС, ПО ЪБРЕМ - ОЕ ДПРЕМ, фБЛ ЮФП С ЧПФ ЧЕТОХМУС, ОХ Б ПО ОЕ УХНЕМ. с ЛТХЗПН Й ОБЧЕЮОП ЧЙОПЧБФ РЕТЕД ФЕНЙ, у ЛЕН УЕЗПДОС ЧУФТЕЮБФШУС С РПЮЕМ ВЩ ЪБ ЮЕУФШ. й ИПФС НЩ ЦЙЧЩНЙ ДП ЛПОГБ ДПМЕФЕМЙ, цЦЕФ ОБУ РБНСФШ Й НХЮБЕФ УПЧЕУФШ - Х ЛПЗП? х ЛПЗП ПОБ ЕУФШ. лФП-ФП УЛХРП Й ЮЕФЛП ПФУЮЙФБМ ОБН ЮБУЩ оБЫЕК ЦЙЪОЙ ЛПТПФЛПК, ЛБЛ ВЕФПО РПМПУЩ. й ОБ ОЕК - ЛФП ТБЪВЙМУС, ЛФП - ЧЪМЕФЕМ ОБЧУЕЗДБ... оХ Б С РТЙЪЕНМЙМУС, Б С РТЙЪЕНМЙМУС - ЧПФ ЛБЛБС ВЕДБ. - бМШФЕТОБФЙЧОЩЕ ОБЪЧБОЙС:

рЕУОС П РПЗЙВЫЕН МЕФЮЙЛЕ

ЛПННЕОФБТЙЙ

рПУЧСЭБЕФУС НБТЫБМХ БЧЙБГЙЙ ДЧБЦДЩ зЕТПА уПЧЕФУЛПЗП уПАЪБ о. н. уЛПНПТПИПЧХ Й ЕЗП РПЗЙВЫЕНХ ДТХЗХ.
"..ч 43-Н ЗПДХ, ЧП ЧТЕНС ЧЕМЙЛПК ЧПЪДХЫОПК ВЙФЧЩ ОБД лХВБОША, ВЩМ ФБЛПК ЮЕМПЧЕЛ, МЕФБМ Ч ОЕВЕ, - уЛПНПТПИПЧ, оЙЛПМБК уЛПНПТПИПЧ. пО УЕКЮБУ ЦЙЧ, ЗЕОЕТБМ-РПМЛПЧОЙЛ, ДЧБЦДЩ зЕТПК уПЧЕФУЛПЗП уПАЪБ. вЩМ ЬРЙЪПД, ЛПЗДБ ПО УВЙМ "ВТЙММЙБОФПЧХА ДЧПКЛХ": ЬФП ВЩМБ ЪОБНЕОЙФБС ОЕНЕГЛБС ДЙЧЙЪЙС "хДЬФ", ПОЙ ЧУЕ ВЩМЙ ЛБЧБМЕТЩ вТЙММЙБОФПЧЩИ лТЕУФПЧ, МЙЮОП ОБЗТБЦДЕООЩЕ зЙФМЕТПН, ОБУФПСЭЙЕ БУЩ. й ЧПФ ДЧПЕ - ДЧПКЛБ ЙЪ ЬФПК ЬУЛБДТЙМШЙ - УВЙМЙ ДТХЗБ оЙЛПМБС уЛПНПТПИПЧБ, ЕЗП ВМЙЪЛПЗП ДТХЗБ. й ФПЗДБ уЛПНПТПИПЧ УФБМ ЧЩМЕФБФШ ОБ ЙОДЙЧЙДХБМШОХА ПИПФХ - РПУРЙФ ОЕУЛПМШЛП НЙОХФ Й УОПЧБ ЧЩМЕФБЕФ - ЙУЛБФШ ЙНЕООП ФЕИ ДЧПЙИ: ПО ЪБРПНОЙМ, ЮФП Х ОЙИ ВЩМЙ ЪБ ОПНЕТБ ОБ ЖАЪЕМСЦБИ. пО ЙИ ОБЫЕМ, ДПУФБМ Й УВЙМ ПВПЙИ - Ч ПДОПН ВПА ДЧХИ ХОЙЮФПЦЙМ. й ПДЙО ДБЦЕ УРТЩЗОХМ У РБТБЫАФПН, РПРБМ ОБ ОБЫХ ФЕТТЙФПТЙА, ЧЪСМЙ ЕЗП Ч РМЕО. й ПО УФБМ УРТБЫЙЧБФШ: ЛФП НЕОС УВЙМ? оХ Б ЕНХ ЗПЧПТСФ: уЛПНПТПИПЧ. пО ЗПЧПТЙФ - ЬФП ОЕРТБЧДБ, ОБУ РТЕДХРТЕЦДБАФ, ЮФП: "пУФПТПЦОП! уЛПНПТПИПЧ Ч ЧПЪДХИЕ!". оП ЬФП ВЩМП ФБЛ ОБ УБНПН ДЕМЕ. й ЧПФ Ч РБНСФШ П РПЗЙВЫЕН ДТХЗЕ оЙЛПМБС нЙИБКМПЧЙЮБ уЛПНПТПИПЧБ С ОБРЙУБМ ЬФХ РЕУОА." (лПМПНОБ нПУЛПЧУЛПК ПВМБУФЙ, дл ЙН. мЕОЙОБ 29.06.76 З.)